Игумен Митрофан (Баданин), председатель Епархиальной комиссии по канонизации святых, клирик Мурманской епархии ПРОБЛЕМА ДОСТОВЕРНОСТИ СРЕДНЕВЕКОВОГО АГИОГРАФИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА НА ПРИМЕРЕ ЖИТИЙ СВЯТЫХ КОЛЬСКОГО СЕВЕРА

Малая историческая достоверность житийного наследия уже к началу XX в. стала восприниматься православными богословами как серьезная проблема. По мере становления Российской церковно-исторической науки явным образом обозначился конфликт между агиографическими произведениями, этой важнейшей составляющей Церковного Предания, и научно-исторической достоверностью изложенных в них фактов. Серьезная озабоченность Церкви сложившейся ситуацией нарастания достаточно обоснованного недоверия к агиографическому наследию древности вылилась в соответствующее определение Поместного Собора 1917—1918 гг., в котором предписывалось следующее: «с благословения епархиального архиерея составляется или просматривается ранее составленное житие и определяется соответствие жития свидетельствам и записям современников святого и летописным записям и сказаниям»11.

Но известные трагические обстоятельства, наступившие в Российской истории, не позволили церковным историкам приступить к этой важнейшей работе. Думается, что актуальность этой работы на сегодня ещё более очевидна.
Говоря об истории вопроса, следует указать, что первые тревожные симптомы наступающей формализации житийных текстов обозначились в русской агиографической литературе на рубеже XIV—XV вв. По сути все началось с появления удивительно высокого стиля в русской литературе, предложенного монахом Троице-Сергиева монастыря Епифанием (+1420), прозванным современниками Премудрым. Написанные им Жития преподобных Сергия Радонежского и Стефана Пермского являются выдающимися произведениями агиографической литературы. «Цветистая торжественность, высокопарность и риторичность, то, что сам Епифаний определяет как «плетение словес»12, несомненно должны были производить сильное впечатление на современников и оказывать большое влияние на всех последующих авторов, бравшихся писать жития русских святых.

В то же время такое «плетение словес» пока ещё не исключало главного достоинства житийного повествования — раскрытия индивидуального облика святого и правдивых обстоятельств совершенного им жизненного подвига. Но в то же время в манере письма Епифания уже обозначились те черты формализма, которые впоследствии стали подчас беззастенчиво превалировать в русской житийной литературе, заслоняя собой историческую достоверность. «К фактической стороне своего повествования Епифаний относится как бы с намеренной небрежностью, а что касается до последовательности рассказа, то не только не заботится о ней, но как будто нарочно хочет спутать её»13.
Однако время пренебрежения фактической стороной жизни святого наступило с появлением в Московии в 1440 г. «известного агиографа с горы Афон», Пахомия Серба (Логофета). Работая над переписыванием книг в Троице-Сергиевой Лавре, он вскоре приобрел славу выдающегося стилиста и мастера написания житий.